«Самым трудным для меня является то, что я понимаю, что эти трудности выше моих возможностей. Независимо от того, что я делаю, даже если мы работаем круглосуточно, одних наших ресурсов будет недостаточно», — говорит Мариам Бандзава.
Она социальный работник, работающий в «Движении за равенство», и ее основная задача — улучшить благосостояние ЛГБТ+ людей.
Из-за пандемии коронавируса она, как и многие работает из дома, но делится своей историей для серии издания Netgazeti «Жизнь людей в условиях пандемии» из офиса организации.
До пандемии бенефициары в основном приходили в офис «Движения за равенство».
Я Мэри, по профессии социальный работник. Моя основная деятельность — улучшить социальное обеспечение наших бенефициаров. Это включает в себя встречи с бенефициарами, оценку, перенаправление по мере необходимости, а также обсуждение важных вопросов, которые касаются не только одного человека, но и всего сообщества.
До начала коронавируса я начала день с чашки кофе, а затем шла в офис, где проходили мои собеседования с бенефициарами, обсуждение конкретных случаев с другими нашими специалистами, планирование и д.р.
Рабочий стол в офисе «Движения за равенство». Фото: Нино Бидзинашвили / Netgazeti
По большей части наши бенефициары приходили к нам в офис «Движения за равенство», хотя в некоторых случаях мы встречались за пределами офиса.
Они приходили сюда и мы могли получить информацию о том, в чем они нуждаются. В некоторых случаях речь шла о физическом насилии в их отношении и им требовалась помощь психолога, адвоката и т. д. Были случаи, когда человек испытывал экономические трудности, сложности с трудоустройством и получением дохода.
Были и такие случаи когда бенефициарам требовались медицинские услуги и по какой-то причине они не могли их получить. Над этим тоже приходилось поработать. Это были дни загруженные работой.
Первая волна — не было полного доверия к удаленным сервисам
Пандемия полностью изменила и реорганизовала Грузию и мир в целом. Постепенно нам пришлось адаптироваться. Нравится нам это или нет, это другой вопрос. Во время первой волны, кстати, наш сервис довольно легко перешел на удаленные сервисы. Мы приняли это решение быстро. У нас работает многопрофильная команда, состоящая из психолога, психотерапевта и социальных работников. После небольшого перерыва мы уже предлагали бенефициарам помощь и наши услуги были им доступны.
Первая волна стала как для нас так и для наших бенефициаров можно сказать шоком. Люди внезапно потеряли все возможности для социализации, слишком многим пришлось вернуться в нежелательную, опасную среду. Добавьте к этому тот факт, что изначально удаленным сервисам не очень доверяли.
Наша профессия, которая включает в себя оценку положения бенефициара и принятие мер по улучшению жизни с ним, сама по себе основана на доверии. Возникновение доверия завист от того как пройдет первая встреча, собеседование, когда вы сидите лицом к лицу и разговариваете. Удаленные службы не давали такого доверительное общения лицом к лицу.
Правда, что мы используем различные платформы, но был учтен также фактор безопасности.Ччасто получатели помощи не имеют доступа к безопасным средствам коммуникации в социальной сети. Большинство используют Messenger, Viber, WhatsApp и т. д. Фактор безопасности был очень важен при оценке проблемы бенефициаров. Имея это в виду, не рекомендуется задавать подробные вопросы касательно личных данных, поскольку мы не знали, будет ли эта информация полностью защищена.
Кроме того, сложность заключалась в том, что у бенефициаров иногда не было отдельного помещения или отдельной комнаты. Им приходилось выходить, чтобы поговорить на некоторые темы. В связи с этим также возникали сложности.
Вторая волна — отсутсвие личного пространства
В период когда спала первая волна мы, конечно, пытались восстановить организовать рабочий процесс используя и те и другие методы. С некоторыми бенефициарами мы общались вживую, с другими дистанционно. Однако вскоре началась вторая волна, и сейчас мы работаем полностью на удаленке.
Что изменилось для нас, так это то, что у нас больше нет личного пространства, ни у одного из наших сотрудников. А это особенно верно для поддерживающих профессий, таких как социальная работа.
У нас больше нет личного пространства, я имею в виду, что мы можем обратиться к нему в любое время … Конечно, мы понимаем, что иногда мы можем быть единственным решением для бенефициара, и даже когда он просто делиться проблемой, его эмоциональное состояние можно улучшить. Поэтому мы стараемся быть всегда на связи — в социальных сетях, по телефону и т. д.
Мариам Бандзава за своим рабочим столом. Фото: Нино Бидзинашвили / Netgazeti
Однако проблемы остаются — не «сгореть» очень сложно. Особенно сейчас, во время второй волны. Конечно, во время первой волны были проблемы, но сейчас почти у всех бенефициаров, я могу сказать, даже у 99% есть проблемы с предметами первой необходимости.
Это очень сложно, когда бенефициар живет в страхе перед тем что завтра он останется без жилья, что не сможет покупать еду. Очень трудно заботиться о его психоэмоциональном состоянии, когда не удовлетворяются даже базовые потребности человека.
Мы стараемся и даже имеем программу, которая предоставляет единовременную помощь бенефициарам продуктами питания и арендной платой, однако этого недостаточно, и только наше участие не решит эту проблему.
Государство этих людей вообще не замечает, оно видит, что происходит, но ни один пункт антикризисной программы не был откорректирован для членов нашего сообщества. Будь то даже пособие по безработице или другое. Большинство наших бенефициаров были заняты в сфере услуг, получали зарплату, у них не было официальных контрактов и сейчас эти люди лишены всякой помощи.
Прошло много времени с момента первого случая заражения, они (правительво) хорошо осведомлены об этих трудностях, но по-прежнему придерживаются той же позиции и никакая помощь для людей из нашего сообщества от государства не поступает.
Рутина сейчас
Мы перешли на удаленную работу без особых трудностей. Мы использовали технику уже имеющуюся на нашей работе ноутбуки и другое необходимое нам оборудование.
Проблема которая все еще остается, это то, что при удаленной работе отсутвует личное и рабочее пространство. Также сложно связаться с бенефициарами, у которых может не быть смартфонов или других устройств.
Я бы также сказала, что с профессиональной точки зрения нам, как и нынешним бенефициарам, сложно поддерживать кибербезопасность. Это тоже сложно, но мы более или менее справляемся. В будущем посмотрим, как это будет.
Мы ходим в офис по очереди и, соответственно, нам предоставляют все необходимое — полотенца, дезинфицирующие средства или т.п.
Социальным работникам иногда приходится работать на местах, и в этом отношении мы подвергаемся риску — это профессиональная обязанность приходить и уходить и слушать, когда это необходимо получателю помощи. В этом плане мы рискуем, но иначе работать невозможно.
Даже если получатель может позвонить вам ночью, вам все равно придется навестить его, потому что вы никогда не знаете, каковы его потребности и насколько срочно ему требуется помощь. Как я уже сказала, ощущение нехватки и разделения рабочего и личного пространства есть не только у нас, но и во всем мире. Но на данный момент другого пути нет. Однако в профессиональном плане это очень сложно, и мы социальные работники, подверженны риску профессионального выгорания.
Эмоциональная цена пандемии
Эмоционально очень сложно переживать тревого, которые вызваны пандемией. Поскольку вы знаете, что в этот момент ситуация «горит», вы гасите ее, но из оставшихся углей может в любой момнт загореться новое пламя. Этих разовых вмешательств недостаточно, и без долгосрочного плана очень сложно добиться результатов.
Отсутствие социализации также как и других людей, плохо влияет и на людей этого сообщества. Этих связей, встреч в сообщесве больше нет. С одной стороны, параллельно с ростом статистики смертности никто не ведет себя безответственно, не подвергает опасности другого человека. Но трудности отсутствия социализации… Ощущения, что ты востребован, важен и что ты выполняешь свою работу важны, но в этом случае проявляется их нехватка. Это сложно…
Самым сложным для меня является то, что я понимаю эти трудности, но это выше моих возможностей… Чем бы я ни занималась, даже если мы работаем круглосуточно, одних наших ресурсов будет недостаточно. Да, вы можете помочь десяткам людей в Тбилиси или другом крупном регионе, но если вы знаете, что в деревне есть человек, который даже не может к вам приехать, в это время очень трудно быть довольным собой и профессией.
Это беспокойство постоянно со мной, потому что я не знаю, какой будет ситуация завтра для людей, с которыми мы прошли долгий путь.
Бенефициары — Некоторым пришлось вернуться в небезопасную среду
Наши бенефициары столкнулись с очень сложными проблемами. Многие рабочие места просто исчезли, и люди, которые были вовлечены в повседневную жизнь, имели источник дохода, работу и коллег, круг где они чувствовали себя комфортно и общались, оставшись без каких-либо гарантий. Люди, которые обеспечивали себя и даже помогали семьям, осознали реальность потери основного источника дохода.
Одно, когда вы потеряете работу, но вы знаете, что пройдет один, два, три месяца, и ситуация изменится к лучшему. Сегодня этого ощущения нет. Они не знают, получат ли они работу через два или три месяца.
За этим следует тот факт, что слишком много людей и наших бенефициаров подвергаются высокому риску насилия. Некоторым пришлось вернуться в небезопасные и менее защищенные районы.
Кроме того, трудности социализации очень негативно сказались на психоэмоциональном состоянии каждого из них. Причина запретов, введенных в связи с пандемией, понятна, однако нахождение дома, в одной и той же среде однозначно негативно сказалось на их психоэмоциональном состоянии.
Эти переживания разные. Например, у людей, которые занимались секс-работой, их экономическое положение не только ухудшилось, но в экономическом плане они остались полностью уязвимыми.
Из-за всего этого возникает еще одна важная проблема — психическое здоровье. Эта часть вообще не покрывается государством. Мы предоставляем услуги, но они не могут охватить всю Грузию. Что касается психического здоровья, когда его нет, многим членам нашего сообщества очень трудно в одиночку справляться. Потому что даже за исключением нескольких крупных городов у нас нет доступа к другим группам населения.
Образование также проблематично, многие студенты, которые работали вместе, учились вместе, но потеряли работу и круг поддержки, были вынуждены приостановить свой статус, накопить долги и так далее.
Нет и государственной политики в этом отношении. И да, несколько университетов добровольно отложили оплату обучения студентов, но есть люди, которым пришлось приостановить свой статус.
Очень сложно указать на одну из проблем, все это переплетено…
Истории — Один бенефициар ушел из дома, даже не зная, куда ему идти
Например, у нас был бенефициар, которого уволили, он был студентом, ему пришлось приостановить свой статус (студента). Сейчас он лишен возможности учится. Мы помогаем ему, но он каждый день переживает, что что будет дальше.
Также бывают случаи, когда бенефициары приезжают из разных стран. Как известно, у нас в стране с точки зрения правового статуса сообщества не самая благоприятная ситуация, но есть страны, где ситуация еще хуже.
Был случай, когда к нам подошли и сказали, что, поскольку они не имеют права на проживание, они должны жить в приюте, который находится недалеко от Тбилиси и не очень приспособлен для членов (ЛГБТ) сообщества. Им очень трудно там находиться.
Офис «Движения за равенство». Фото: Нино Бидзинашвили / Netgazeti
По нашему опыту, женщины, в частности, оказались под психоэмоциональным давлением со стороны своих семей, потому что они потеряли пространство, где они проводили день и могли выражать себя и обмениваться эмоциями. Оказались дома лицом к лицу с людьми, которые их не принимают, говорят языком ультиматумов и так далее.
У нас был случай, когда во время пандемии бенефициар был вынужден покинуть дом, даже не зная, куда он пойдет. Ему некуда было идти в тот конкретный момент, но они создали для него такую плохую ситуацию дома, что он был вынужден покинуть дом во время пандемии без какого-либо дохода или сбережений.
Каждый случай индивидуален, но основные проблемы почти одинаковы — люди вынуждены уходить из семьи, что делает невозможным получение надлежащего образования. Они получают зарплату которую хватает только на то, чтобы выжить. Это замкнутый круг.
Государство должно обртить внимание на эти пролемы
Эти проблемы невозможно решить разовыми вмешательствами. Они требуют системного подхода, видения со стороны государства, адаптации в обществе и так далее. Государство должно видеть сообщество (ЛГБТ), а не ограничиваться разовыми актами. Это не один или два человека, и мы живем не в первобытном обществе.
Практика показывает, что именно цепочка проблем является причиной того, почему люди не полностью адаптируются к обществу и прибегают к конкретным деструктивным действиям.
В позиции которое занимает государво в отношении этих проблем , игнорирование выступлений агрессивных группировок, способствует углублению стереотипов. А также отсутвие долгосрочных программ приводит к хождению по такому кругу.
Это можно увидеть и в антикризисном плане: когда вы знаете, что многие люди, в том числе члены (ЛГБТ) сообщества, задействованы именно в сфере услуг, но вы все равно создаете план, согласно которому часто эти люди не получают помощь в даже в 200 лари — вот ответ на вопрос, почему мы ходим по замкнутому кругу.
Офис движения за равенство. Фото: Нино Бидзинашвили / Netgazeti
