Люди

«Замужество казалось единственным выходом» — молодая женщина, которая не может выйти из дома

19 июля, 2021 • 1039
«Замужество казалось единственным выходом» — молодая женщина, которая не может выйти из дома

Как живется матери одиночке, которая уже 7 лет не может выйти на улицу одна из-за панических атак.  Жизнь Натии, беженки из Сухуми, осложнилась семь лет назад. После тяжелых родов, в возрасте 24 лет, с ней произошла первая паническая атака. С тех пор боится выходить из дома, как только она переступает порог дома, ей становится плохо. Из-за этой проблемы она не может найти работу. Ежемесячная социальная помощь матери и ребенку составляет 130 лари, из этих денег она выплачивает квартирную плату. Чтобы выйти на улицу, ей приходится просить помощи у друзей.

Война

Мне было 2 года, когда нам пришлось бежать из Сухуми во время войны в Абхазии. Мы несколько раз меняли места жительства. В основном мы находились в Сенаки, жили в разных зданиях, в том числе в школе. Все моё детство было полно тяжелых испытаний.

Насилие в семье

Брак в 22 года казался мне единственным выходом из-за очень сложной жизни и условий. Денег на учебу не хватало, поэтому я не смогла закончить второй курс университета.

После замужества жизнь стала еще большим кошмаром. Беременная, каждую ночь я стояла у окна и плакала, ждала мужа, который гулял с друзьями и не приходил домой. Когда я пыталась жаловаться, сразу начинались крики  и оскорбления. Однажды, после очередной ссоры, мне пришлось спать в сквере, беременной, пока меня не разбудил дворник.

Несколько лет назад моего мужа посадили в тюрьму по очень серьезному обвинению. Его приговорили к 17 годам заключения. Он сейчас в Ксани (тюрьма), и я даже не могу пойти к нему.

Послеродовая травма и страх выйти на улицу

Из-за неосмотрительности врачей во время восьмичасовых родов шансов выжить почти не оставалось, но я выжила. Чуть позднее начался сепсис, врачи потеряли надежду на мое выздоровление. Я это чувствовала, догадывалась, что каждый вздох может стать последним. Молила бога, что бы не оставил ребенка без матери. В одну из ночей мне стало лучше, я пошла на поправку, чему удивились даже врачи.

Все началось после выписки из больницы, когда спустившись  в  метро я ощутила первую паническую атаку. Уже семь лет я не могу выйти из дома одна. Поэтому не могу начать работать. В случае крайне необходимости прошу близких друзей пойти со мной. Но я не могу их часто беспокоить, у всех свои дела. Когда приходилось идти в Министерство беженцев по делам квартиры, просила друзей пойти со мной.

Сколько раз я думала, что выйду сейчас, ну что случится, не умру же, но нет, мне снова становиться плохо. За все эти годы лишь раз промелькнуло в голове, что смогу выйти одна и я ушла, далеко от дома. Не знаю, как. После этого подобных случаев не было.

Семилетний ребенок спрашивает, мама, а ты и правда боишься выйти на улицу? Не знаю, что ответить.

За все эти годы была у психолога лишь один раз, по специальной программе. Выписали антидепрессанты, но я не смогла их купить.

Сейчас понимаю, что не могу справляться с проблемами. Ненавижу утро — знаю, что позвонят те, кому должна денег, а я не смогу ответить.

Все говорят — ты сильная, все выдержишь, но не знаю, выдержу ли?! Иногда думаю о суициде. Не то что я хочу смерти, просто думаю, но потом вспоминаю ребенка — как он будет без меня.

Угроза выселения

За квартиру, в которой живем мы с ребенком, я плачу 350 лари в месяцев. Из месяца в месяц знакомые и друзья собирают по 10-20 лари, чтобы я смогла полностью оплатить аренду. Очень стыдно за это перед всеми. За этот месяц еще не заплатила. Хозяин вчера звонил, не смогла ответить, не знаю, что сказать.

До пандемии учила английскому, ученики приходили ко мне. Сейчас остался только один ученик и тот не ходит летом.

Пособие для беженцев и социальная помощь

Когда ребенку было 4, развелась с мужем и взяла заранее из программы пособие беженцам 1000 лари для оплаты аренды. Социальная помощь и ваучер на питание, которым пользуемся я и ребенок, составляет 170 лари. Из этих денег вычитываются 45 лари за тот долг. Уже столько лет плачу, а долг не уменьшается.

Мама с папой живут в Сенаки. Отец инвалид второй группы, воевал в Абхазии. У него синдром Паркинсона, в последнее время отнялись ноги и руки. О моем состоянии им неизвестно. Если узнают, то наверно не переживут. Есть сестра, которая помогает родителям и по возможности отправляет ребенку школьные принадлежности и одежду. Других родственников нет. Родители мужа остались без дома после его ареста. Пришлось его продать, что бы выплатить деньги адвокатам.

Квартира, которую «передало» государство

Министерство беженцев [Министерство по делам вынужденно перемещенных с оккупированных территорий лиц, беженцев и расселению] весной 2021 года купило для меня квартиру, но я должна была оплатить более половины стоимости сама. Министерство перечислило свою долю собственнику, квартиру оформили на меня, но я не могу ею пользоваться, так как покупка оплачена не полностью. Пути разрешения данной проблемы министерство не интересуют.

Материал подготовлен в рамках проекта «Вести из Южного Кавказа». В тексте содержится терминология и иные дефиниции, используемые в самопровозглашенных Абхазии и Южной Осетии. Мнения и суждения, высказанные в статье могут не совпадать с позицией редакции «Netgazeti» и тбилисского офиса Фонда Heinrich Böll.

Правила перепечатки


Также: