Я из Джабраила, сбежала вместе с семьей, тремя детьми и мужем в октябре 1993 года. Мне тогда было 31 год. Мы два года как вернулись в Джабраил, после того как в России были на заработке и все заработанные деньги вложили в дом в нашей родной деревне. Родственники говорили нам что вы сошли с ума, война идет, а вы дом строите. Муж махал рукой, говорил, армяне претендуют только на Нагорный Карабах, с низовьем у них дел нет. Знали бы, как ошибались…
Только что завершили дом, заказали мебель из столицы, шторы повесили…и тут в бега. Уж второй месяц жили кое-как. После Ходжалы [т.н. «резня в Ходжалы», где действия военных грубо нарушили Женевскую конвенцию — ред.] мы спать не могли по ночам. Думали во сне нагрянут, всех зарежут. Муж напивался, чтобы спать спокойно…
Когда услышали стрельбу у входа в деревню, схватила сыновей и сбежала к Араксу. Около Аракса толпились тысячами беженцев. Кто с вещами, кто со скотом, кто с машиной. У меня были только мои мальчики. Не знала, где мой муж, хотя позже узнала, что в это время он был у своей мамы, схватил маму и сестер, бежал уже на машине.
Иран открыл границу, мы пересекли Аракс. Мокрые, продрогшие и голодные, не знали куда идти. Местные приносили нам еду и воду к берегу реки. Кое-кто брал к себе на ночлег. Не всех, конечно. Нас тоже приютила одна семья. Завтра уже попутной машиной перебралась в Бейляган, в центральный район Азербайджана и там нашла мужа. Знала что там живут родственники, наверное муж туда же сбежал, куда же ему еще бежать.
Целый год ютились то у одного, то у другого знакомого мужа. То приглашал к себе его армейский товарищ, то приятель. Но как можно было скитаться с двумя сыновьями? Через год правительство разбила палаточные городки. Нам тоже дали палатку. 8 квадратных метров. Гуманитарные организации раздали кое-какую одежду и утварь. В первые годы думали, так жить невозможно, если нам не дают нормальные комнаты, то наверное земли скоро вернут и мы вернемся домой. Но проходили годы, мы же продолжали жить в палатках. Умирали младенцы, старики. От палящего солнца, от холода, от недоедания…
И так жили 14 лет. 2007 году наш палаточный город упразднили. Построили нормальные дома в Билясуваре [город в двухстах километрах от Баку — ред.]. Не поверите, но тогда мне было грустно. До этого мы надеялись, что вернемся в Джабраиль. Но когда нас переселили в нормальные дома, то в наших сердцах умерла надежда. Мы думали уже все, забудем о Джабраиле, мы туда никогда не вернемся. И опять же, ошибались…
Я уже собираю вещи. Как скажут — поезжайте, поеду первой. Мой племянник военный, снял на телефон мой дом, вернее остатки от моего дома, что осталось в деревне и послал нам видео. Все в развалинах. Мне скоро шестой десяток будет. Но после того, как вернули Джабраиль, я стала бодрее, помолодела. Я поеду и построю новый дом, заведу скот, сделаю сад и огород, все то, что было у меня до войны. Я все верну, но не смогу вернуть молодость, мужа, который умер 5 лет назад. Я не смогу вернуть моим детям их детство, которое у них отняла эта война. Не смогу исправить те годы, которые мы жили полуголодные, в палатках. Не смогу вернуть мою маму, отца, свекра, которые умерли тут, умоляя бога дать им увидеть в последний раз их родной дом.
Молодость моего мужа прошла в Шуше. Он плакал, когда армяне захватили Шушу, но не плакал, когда захватили Джабраил. Говорил, что после того как отдали Шушу, уже ничего не важно. Он мне всегда говорил, Шовкет, вот вернут земли, обязательно возьму тебя в Шушу. Он каждый день восторженно говорил мне про Шушу. Как жаль, что он не увидел эти дни, когда Шуша снова у нас [азербайджанцев]. В день освобождения Шушы, я взяла внуков и пошла на его могилу. Сказала, не сдержал ты слово, муж мой. Шушу уже вернули, а ты меня уже туда не возьмешь.
Во время войны у меня трое племянников были на войне, на передовой. Я каждый день молилась о них и о других. Не могла думать о наших землях, не могла радоваться освобожденным землям. Каждый день боялась за жизнь моих племянников. Они выросли у меня на руках — с пеленок их мыла, одевала, кормила. И вдруг снова война, а эти малыши уже взрослые мужчины и война может отнять у них жизнь. Но слава богу, мои мальчики выжили…
Сейчас, мы видим, как армяне становятся беженцами. Что могу сказать. Я пережила это, знаю как это трудно. Но мне очень обидно, что они выходя из домов сжигают дом, свои вещи, дабы это не досталось азербайджанцам. Мы так не делали.
Помню, когда я бежала, вспомнила что на газовой плите у меня варятся голубцы, быстро вернулась и выключила огонь, чтоб не было пожара. А они сжигают дома… Надо думать, а когда вы заселялись в эти чужие дома, о чем думали? Думали, где живут сейчас их хозяева, как им трудно? А сейчас почему сжигаете? Обидно, когда ты там вложил труд, а теперь тебя выгоняют. Надеюсь, хотя бы сейчас они понимают, что мы пережили почти тридцать лет назад…
Шовкет Шафиева, 59 лет, Джабраилский район
Материал подготовлен в рамках проекта «Вести из Южного Кавказа». Мнения и суждения, высказанные в статье могут не совпадать с позицией редакции «Netgazeti» и тбилисского офиса Фонда Heinrich Böll.
