Много лет назад, в Тбилисском Государственном Университете историк Марика Лорткипанидзе читала нам лекцию об истории Абхазии. Во время очередной дискуссии она отметила, что причиной разногласия между грузинскими и абхазскими историками является не нехватка источников, а их интерпретация. И была абсолютно права.
Даже больше — если так посмотреть, ясно видно, что ученые обеих национальностей апеллируют лишь на то, что их “устраивает”, то бишь на то, что нужно для строительства национальной идентичности.
Эта традиция в официальной истории сохранилась и до сегодняшнего дня. Историкам часто не нужны ни методы исследования, ни вопросы и ни архивные документы, так как выводы у них подготовлены заранее. Они похожи на персонажа известного телесериала “Подруги моей жены”, Гришу Какачия, который не читает Илью Чавчавадзе. Знаете почему? Он знает заранее, чем все закончится.
В период распада СССР и политических кризисов в Грузии было уничтожено много письменных источников и исторических документов. В начале 1990-х годов в Грузии сгорели несколько архивов. Первый пожар в Тбилиси произошел во время гражданской войны в административном здании МВД и в здании КГБ, которые располагались впритык.
Сгорела часть архива, однако даже сегодня официально не заявлено, именно какие фонды сгорели, какие удалось спасти, какие остаются секретными, а какие рассекретили. Все четыре вышеперечисленные категории имеют большое значение для общества.
Второй пожар произошел в Сухуми 22 октября 1992 года. Около шести часов вечера загорелось здание Института абхазского языка и литературы имени Дмитрия Гулуа [бывшая улица Руставели]. Фактически в это же время загорелось и здание Государственного архива Абхазии на улице Леселидзе. Госминистр по делам Абхазии Республики Грузия, Георгий Хаиндрава заявил, что “возникновение пожара в указанных зданиях изучат соответствующие органы, а виновники будут строго наказаны”. После этих событий прошло 27 лет, ну а виновники…
Вокруг пожаров мифы и манипуляции не прекращаются, а в создании мифов вместе с представителями государственных институтов участвуют и граждане. Один из выдающихся мифов помню и я — после пожаров в Тбилиси много документов рассыпалось на Руставели. Один человек эти документы собрал, увёз на дачу и приклеил их в уборной вместо обоев. Некоторое время спустя к нему пришел друг, который зашел в уборную и увидел, что на стене протокол о расстреле репрессированного дедушки.
Насколько это правда, разобраться я не смогу, однако таких истории, понятное дело, полно. Часто такие истории перевешивают информацию, защищенную в архивных документах — сплетни ведь гораздо популярнее.
Неизвестно и то, как прошло следствие о сжигании архива в Сухуми. В Абхазском националистическом нарративе же однозначно сложилось впечатление, что это было попытка грузин, стереть след жизни абхазов на Абхазской же территории.
В данном случае, архив уже не только хранилище пыльных документов, из-за уничтожения которого жертвой становится конкретный период истории.
Он оставляет более глубокий след в системе национальной памяти. Антрополог Томас Ериксен, говоря о национализме, отмечает, что важный элемент для этнических идеологии — понятие исторической беспрерывности. Путем общих традиции и апелляции на исторические факты, эти идеологии оставляют впечатление, будто этническая группа естественная и у неё есть долгая, культурная беспрерывность. Все это, в свою очередь, может отображаться в одном пространстве — в библиотеках, архивах и монументах. Для Абхазов же такой общей историей стал сгоревший архив, к которому часто относят документы, которых там могло и не быть. Однако, для коллективной памяти это нормально и понятно.
В Сухумском архиве после пожара осуществили не один проект, связанный с восстановлением архива. В основном это подразумевает передачу копии документов об Абхазии из грузинских архивов абхазской стороне. Успех многих проектов часто обусловлен добросовестностью и большим усердием задействованных в нем людей. Донорами же часто выступают западные фонды. Процесс, с переменным успехом, идет и по сей день.
Тут мы и дошли до самой драматической части. Почему Абхазы хотят документы и какая мотивация движет официальной Грузинской стороной?
История Абхазии, особенно в двадцатом веке, мало изучена Грузинскими историками. Активность в этом плане не проявляют и Абхазы. В 2015 году Немецкие историки, Марк Юнге и Бернд Бонвич, на основании документов МВД Грузии и с использованием статистических методов написали главу книги “Этнос и террор”.
Книга вызвала неоднозначную реакцию. Работа касалась репрессии этнических меньшинств в 1937-1938 годах, когда первым секретарем ЦК Компартии Грузии был Лаврентий Берия. Отдельно был рассмотрен вопрос Абхазов. По мнению авторов, репрессии в отношении Абхазов и изменение Абхазской письменности в 1937 году были попыткой “помешать процессу формирования Абхазской нации”.
Насколько правильно это мнение и требуется ли ей ревизия — отдельный разговор. Однако, данная глава книги была настолько неприемлемой для историков и бюрократов, что они не постеснялись публично ее критиковать и ругать. Тем не менее, авторов переубедить не удалось и книга всё же увидела свет.
После этого скандала, в 2018 году, вышел трехтомник, который тоже касался репрессии 1937-1938 годов. В официальном описании проекта написано, что он осуществлен в рамках проекта архива МВД — «Восстанови историю вместе с архивом” при финансовой поддержке Совета Европы.
Было подготовлено совместное издание — “Большой террор в Абхазии” (Абхазская АССР 1937-1938 годах). Итогом проекта же стал трехтомник. На презентации, которая прошла в Тбилиси, заместитель министра внутренних дел Шалва Хуцишвили заявил, что “это совместная работа Грузинских и Абхазских ученых, совместный проект, отражающий нашу общую историю”.
В этой риторике отчетливо выясняется, что официальный Тбилиси хочет преподнести проекты об архивах как возможность совместной работы и рассуждения над общим прошлым.
В Сухуми на презентации книги присутствовал Президент Рауль Хаджимба и представительство было в разы солиднее. Если посмотреть на действующие в Абхазии медиа, прорисовывается некая героическая операция вокруг добычи архивных документов. Однако, эти документы открыты и сегодня и если заплатить 3 лари за копию одной страницы, архив эти данные без проблем предоставит.
Главное же скрывается за этой притворной гармоничностью. Трехтомник, на самом деле, является демонстрацией документов, которые уже давно известны для научных кругов. Однако их интерпретация, опять же, часть “государственной политики”. Для грузинской стороны репрессии — последствие “Русской оккупации”, для абхазской же — “Грузинской оккупации”.
Как я отмечал выше, в Абхазии сгорела часть национального архива и архив-библиотека исследовательского института. Пожар не коснулся уникального архива Абхазской госбезопасности, в котором много интересных документов. Однако, неизвестно, могут ли исследователи работать там свободно в полном смысле этого слова. Как и в случае с Тбилиси, после сухумского пожара не было опубликовано описание, что за дела хранятся в архивах Абхазии. В 2018 году, в интервью “Эхо Кавказа” о сохраненных из абхазского архива делах открыто говорил Роман Гвинджилия — начальник архивных управлении республики.
Он отмечает, что будут оцифрованы материалы 1918-1921 годов, которые касаются Народного совета Абхазии и правительства горных республик. В конце интервью он заявляет, что “невозможно вырастить поколение без героических примеров и без знания трагических страниц истории своего государства”.
Об архивах мы слышали много манипуляции и еще много услышим. Пока что, архивы грузинским и абхазским сторонам нужны для того, чтобы легитимизировать свою правду историческими документами. К сожалению, готовности для анализа исторических процессов пока нет.
Автор: Давид Джишкариани
