Манана Мебуке, моя коллега, подруга, светлая ей память, пригласила меня с дочкой и внучкой в Батуми. У нее там была квартира. 28 июля мы уже были на море.
Комфортного отдыха у меня так и не получилось, потому что все время начиная с первого августа из дома звонили, рассказывая, что ночью бомбили, а днем Цхинвали периодически обстреливался.
Позвонила знакомому из ОБСЕ и спросила насколько ситуация опасна. Он ответил, что скорее всего будет как обычно — «дойдет до апогея и успокоится». На душе было неспокойно и я все же приняла решение вернуться домой.
Ночью на поезде, 6 августа, с дочкой и внучкой вернулась в Тбилиси. Подруга Манана с утра согласилась отвезти нас на своей машине, но только до Горийского моста. Поэтому вечером вновь позвонила знакомому из ОБСЕ и попросила о помощи.
Совпало так, что машина ОБСЕ из цхинвальского офиса как раз в этот день выезжала из Гори в Цхинвали с водой для кулеров. Переночевав у Мананы, на утро, все вместе мы выехали в Гори. Доехали до горийского моста и припарковались на обочине, в ожидании транспорта ОБСЕ.
Мы там стояли более 2-х часов, когда мимо нас в сторону Цхинвали стала двигаться вереница крытых брезентом грузовых машин с военными. Была жара, задники у машин были открыты, военные нам махали, смеялись, некоторые пели песни. Я даже мысли не допускала, что они едут занимать боевые позиции для начала военных действий. Решила – едут на военные учения.
Вдруг, с правой обочины дороги появился автомобиль. Он мне напомнил старую «Победу». Она была белого цвета, только огромного размера, с затемненными, почти черными стеклами, а наверху был установлен пулемет. Я спросила Манану, что это? Лицо Мананы было белого цвета и она омертвевшими губами по грузински проговорила – «молчи». Потом появилась темная иномарка и тоже остановилась около нас.
Я очень испугалась. Скорее всего нашу машину заметили и приехали проверить. Я также поняла, что меня с детьми могут арестовать и увезти на дознание. Страх был ужасный, дикий, звериный. За себя я не боялась, только за детей.
И тут на меня нашло необъяснимое… Я начала истерично смеяться, вспоминать какие то эпизоды в Батуми, смеясь говорила о том, что если бы утонула, то потом сказали бы, что Манана специально организовала поездку и много всякой глупости. При этом у меня текли слезы и дети смотрели на меня с ужасом.
Я не знаю сколько это безумие длилось, но вскоре белая машина развернулась и уехала, а к нам подъехала вторая машина. И тут наконец появилась машина ОБСЕ, загруженная пластмассовыми емкостями с водой для кулеров. Мы пересели в нее. Манана уехала в Тбилиси.
В машине ОБСЕ я все не могла прийти в себя, ноги были ватными и слегка кружилась голова. У въезда в Цхинвал, там, где раньше стояли грузинские и осетинские посты, не было ни одного человека. Мы въехали в звенящий тишиной город в 5 часов вечера.
Вернувшись наконец в стены родного дома, я тогда, как и все мирные жители Южной Осетии не знала, что начался отсчет времени до трагедии. Благодаря случайно заскочившему водителю, дочь и внучку удалось отправить к родственникам во Владикавказ. Дома осталась с супругом и свекровью.
В 7 часов вечера по грузинскому телевидению президент Грузии Саакашвили, находясь в горийском военном госпитале, у кровати лежачего больного, обратился к осетинскому народу со словами «я хочу всех успокоить и прошу быть уверенными, что мы не поддадимся ни на какие провокации с осетинской стороны и стрелять не будем. Вы можете спать спокойно».
Мы легли, а в полночь, или около того, точно не помню, взрывной волной мужа скинуло на пол. Как потом выяснилось, снаряд упал на соседнюю улицу, через два дома, отчего у нас вылетели все стекла в окнах, затем начался шквальный обстрел, подвала у нас нет и нам было ясно, что укрыться можно только на первом этаже.
В панике стали стаскивать со второго этажа матрасы, одеяла, подушки и ими закладывать окна. Старенькую свекровь мы усадили в угол внутренней комнаты, над которой был капитальный бетонный потолок, а сами укрылись на полу под окнами, периодически переползая к ней, чтоб бы понять как она себя чувствует. В зависимости от интенсивности обстрела, мы иногда переползали в ванну, там тоже капитальный потолок.
Кругом стоял грохот. Было ощущение того, что смерть витает где то рядом. Казалось, что эпицентр именно здесь в нашем районе. Подумала что, если нас засыплет и мы погибнем, то под завалами нас скоро не найдут, поэтому настояла на передислокацию в огород. Там находилась старая котельня, нас там сразу бы нашли.
К вечеру 9 августа, я взяла икону, свечку, спички и термос с кипятком, так до сих пор и не пойму почему именно кипяток, наверное думала, что если мы долго просидим, то будем пить хотя бы кипяток. Мой муж обхватил мать за пояс и плечи и мы быстро стали перебираться в старую кочегарку в огороде.
Я все время благодарила Господа за то, что удалось отправить детей. Ибо, как и все, мы бы попытались вывезти детей из этого ада через Зарскую дорогу и погубили бы их и погибли бы сами.
Весь день 9-го августа, стоял такой кошмарный грохот, что я была уверена, что эпицентр бомбардировки находится именно в районе нашего дома, когда ворота открылись и брат Нугзар с женой и детьми забежали во двор, я была потрясена тем, что брат жил в другом конце города и мне показалась странным что они бежали в эпицентр бомбежки.
Невестка тогда сказала что это в вашем районе спокойно, по сравнению с их районом и то, что грузины уже были близко от их дома, в районе телевидения, потому им надо было бежать, чтоб их не расстреляли грузины. И решили бежать к нам, чтобы укрыться.
Любая мать, в любой ситуации всегда думает о детях. Позвонив Манане сказала где находятся документы на право собственности дома и попросила ее, что в случае нашей смерти она позаботилась о моих детях, — «не оставь их без крыши над головой, ты знаешь где документы и ты сможешь отстоять права моих детей на собственность». Я и сегодня помню этот разговор слово в слово.
Я молилась, хотя не знала, как правильно надо молиться. Молилась своими словами, молила Бога оставить нас в живых. Все что происходило вокруг было адом на земле. Никогда не думала , что такое могло бы случится, более того до 2004 года вообще себе не могла представить что мы можем жить вне Грузии. Тогда я рассуждала так: к власти пришли фашисты, но это ненадолго! Их выгонят, и все станет по-прежнему!
Тем более Саакашвили еще до инаугурации выступил и говорил о том, что он даже не представляет Грузию без осетин, что он никуда не спешит и что мы (грузины) построим такую Грузию и построим такие отношение с осетинами, что осетины сами захотят вернуться в Грузию.
На этой почве у меня было очень много дискуссий с осетинскими коллегами, которые с ужасом слушали мои «совковые рассуждения» и удивлялись моим наивным прогнозам будущего… А будущее оказалось страшным…
2004 год — это год особого разочарования! Это приход к власти Саакашвили, его гнусное выступление по ТВ до инаугурации, о том, что без осетин он Грузию не представляет и, что он никуда не спешит… построит такую Грузию, куда осетины сами захотят прийти…
За этим сразу последовало закрытие Эргнетского рынка, который, фактически выполнял роль «эпизодического» миротворца, а затем темной ночью из тяжелых орудий обстрелял город. В одном из районов города от попадания снаряда, во дворе жилого дома погибли старики и ребенок. Похоронная процессия состоялась на городской площади Цхинвали. Я видела лица скорбящих на площади, это был конец!
После 2008 года съездила в Тбилиси, навестить больную подругу, тогда она сильно болела. В этот же приезд меня пригласила подруга, которая когда-то работала у нас в ОБСЕ, она также пригласила наших общих знакомых. Она жила на 7 этаже, у нее был огромный балкон, в квартире было душно, а на балконе прохладно, там мы все и собрались.
В какой то момент над нами пролетели вертолеты со спущенными очень низко флагами Грузии. Был страшный гул и немного страшно. Коллеги мне сказали, что это репетиция, так как завтра день независимости Грузии. Внутри все перевернулось, получалось, что приехала в Тбилиси праздновать День Независимости. После вечеринки поехала к моей больной подруге, извинилась, что не могу остаться и должна срочно выехать. В 3 утра сын моей подруги проводил меня в Дидубе, я села на такси и уехала во Владикавказ, а затем в Цхинвали. Тогда я поняла, что к огромному сожалению, Грузия и Тбилиси стали для меня чужими.
После августовской войны на одной из встреч грузинский журналист подошел ко мне и спросил действительно ли грузины войдя в Цхинвал стреляли и добавил, что поверит любому моему слову. У меня в телефоне была видеозапись, как грузинская моторизованная часть, войдя в город и двигаясь по центральной улице стреляла с БТРов по домам. В кадре слышно, как некто комментировал пулеметную очередь — «стреляй экономней».
Этот журналист снимал фильмы про Абхазию, искренне желая быть объективным. Но не знал истинного положения дел в Южной Осетии во время августовской войны. Клялся, что не знал об этом ничего и был в ужасе. От увиденного выдохнул фразу: «У нас об этом никто не знает…».
Лира Козаева, директор многопрофильного колледжа, Цхинвали
Материал подготовлен в рамках проекта «Вести из Южного Кавказа». В тексте содержится терминология и иные дефиниции, используемые в самопровозглашенных Абхазии и Южной Осетии. Мнения и суждения, высказанные в статье могут не совпадать с позицией редакции «Netgazeti» и тбилисского офиса Фонда Heinrich Böll.
